Возбояню, чем бог послал...
Вот многие спрашивают: "Лора, а как в тундре с туалетом?" "А с
туалетом в тундре, - говорю я, - всё замечательно. Нигде больше вы не
найдёте такого шикарного туалета, как в тундре (тут я тяну из пачки
розового "Собрания" удлинённую сигаретину и делаю паузу, чтобы нервно закурить).
Этот туалет простирается буквально от горизонта до горизонта, и
единственное неудобство, с которым вы можете столкнуться при акте
каканья или писанья, это..." Впрочем, это не единственное неудобство.
Когда-то я имела дело с туалетом, у которого не было потолка, трёх
стен и двери. Туалет находился на территории нашей с экс-мужем дачи,
поэтому какое-то время он нас не раздражал, но мы все равно потом сделали себе
новый, со стенами и даже неким подобием журнального столика.
Доставшееся же нам от прежних хозяев тубзо представляло собой 4
вкопанных в землю столба, между которыми болтались драные ковровые
дорожки. Вместо крыши над тубзом нависала кедровая ветка, на которой
вечно лежал сугроб снега.
Выпрямляясь, посетитель уборной обязательно задевал башкой сугроб и
стряхивал его себе за шиворот. Так вот, когда я очутилась в оленьем
стойбище, то воспоминание о тубзе с непрочным сугробом над головой
оказалось одним из самых тёплых и, по меньшей мере трижды в день, я была
готова отдать по ведру чая за каждую из трёх его ковровых дорожек. Я забыла
сказать, что пакетированный чай в тундре ценится несколько выше, чем
какое-нибудь говно типа Хеннеси. В приютившем меня стойбище уважали
<Липтон>.
Часа через три после приезда, надувшись с дороги <Липтона> с
привезенной мною же сгущенкой, я выбралась из чума посмотреть, куда
можно > было бы этот <Липтон> выпустить из организма. Для красоты я захватила с собой фотокамеру, никого, впрочем, не обманувшую: <Лора, - сказали мне добрые
хозяева, - ты если поссать хочешь, берегись оленей>. Про оленей я не поняла, но
переспрашивать не стала. <Нет, - сказала я, незаметно зардевшись в полумраке
чума, - я хочу пофотографировать>.
Снаружи было очень просторно. Низко над тундрой висело солнце, во всю
ивановскую демонстрируя мне широкие возможности для фотографирования:
сколько ни напрягай объектив, ни одного мало-мальски подходящего
укрытия.
Между чумов бродили олени, задумчиво ковыряясь копытами в снегу.
Выглядели они, несмотря на рога, миролюбиво. <Липтон>, между тем, с
каждой минутой делал мою жизнь всё более трудной. Я отошла метров на
двадцать от крайнего чума, спустила портки и, выставив голую задницу
на минус 47 при ветре 15 м/сек, тут же перестала её чувствовать. Но
мне было не до задницы: процесс изгнания <Липтона> затмил мне в тот
момент всё. Именно поэтому я не сразу обратила внимание на какой-то
неясный движняк позади себя. А когда обернулась, то даже не
испугалась: выражение лиц у оленей, несущихся ко мне, было
сосредоточенным, но не враждебным. Они смели меня, по-моему, даже не
заметив, и принялись жрать снег там, где я только что сидела на
корточках. В чум я вернулась сильно озадаченная. До этого я думала,
что северные олени едят исключительно ягель.
Тот факт, что надо мной ржали, я здесь упоминать не буду, тем более что
ржали надо мной беззлобно. Мне есть, чем гордиться: я оказалась легко
обучаемая, о чём ныне и присно сообщаю в резюме при попытках
куда-нибудь трудоустроиться. В следующий поход до ветру я пошла уже со
знанием дела, захватив с собой в чисто поле длинную палку по имени
<хорей>. Хорей этот, ничего общего не имеющий с ямбом и прочими
поэтическими прибамбасами, обычно используется погонщиками оленей в
качестве дрына, которым следует подпихивать любителей человеческой
мочи, если они слишком тормозят в дороге.
В тот раз я выдернула хорей из сугроба рядом с чумом и пошла в снега,
напевая какую-то мужественную херню вроде <Ты теперь в Армии>. Олени,
разом наплевав на ягель, собрались в кучу и пошли за мной, как дети за
крысоловом.
Я сменила песню на <Три кусочека колбаски> (посмотрела б на вас, что б
вы вспомнили спеть при похожих обстоятельствах), но скоты не
отставали. Я прибавила шагу, олени перешли на рысь. Я побежала, олени
пустились в галоп, обогнали меня и остановились посмотреть, где я там.
Я издали показала им хорей, и они подошли поближе. Двое из них дали
почесать себя меж рогов, а один - потрогать за нос. Нос у северных
оленей волосатый, если кто не знает.
Мы стояли напротив друг друга: я и штук двадцать оленей, выжидающих,
когда я перестану страдать хернёй и наделаю им наконец жёлтого снега.
Я замахнулась хореем, они слегка пригнули головы и не сдвинулись с
места.
<Пошли вон отсюда!!!> - крикнула я и затопала ногами, мгновенно
провалившись в наст до середины ширинки. Олени стояли и смотрели, как
я выбираюсь из снега. Пара-тройка из них вытянула шеи, чтобы
проверить, не оставила ли я в снегу немножко мочи, а один даже сунулся
с этим вопросом непосредственно ко мне . <Пошел вон, козёл>, - сказала
я, ударила его по харе и в этот момент до тошноты напомнила себе
институтку, попавшую в кубло нахалов и отбивающуюся от них веером.
В чум я вернулась ни с чем. То есть, наоборот.
- Ну как? - спросила Алла Айваседо. Мы с ней познакомились в
Самбурге, хороший город, тыща человек населения, включая интернатских
детей.
Это Алла привезла меня в стойбище к своим родственникам, представив как
"хорошую русскую, правда, немного того".
- Да никак, - сказала я.
- Олени? - спросила Алла.
- Как вы вообще тут в туалет ходите? - спросила я.
- Да как. Пошли покажу, - сказала Алла, - я как раз тоже уже хочу.
И мы пошли...
Олени уже разбрелись по стойбищу, но, увидев нас, стали группироваться
и готовиться к охоте.
- На них надо крикнуть, они разбегутся, - объясняла Алла на ходу.
- Я орала, - сказал я.
- Да как ты там орала, - махнула она в мою сторону щепкой. Щепку она
захватила в чуме у <буржуйки>.
- Нормально орала, - сказала я, но, вспомнив институтку, заткнулась.
Олени шли за нами хорошо обученной <свиньёй>.
Алла остановилась, выковыряла в насте ямку щепочкой и взялась за
полы ягушки (это такая девичья малица из оленьих шкур). Олени подошли
и встали как вкопанные метрах в двух, не спуская глаз с выколупанной
Аллой лунки.
- Смотри, как надо, - сказала Алла и, набрав воздуху, крикнула на
полтундры:
- А НУ НА *УЙ БЫСТРО!!!
Олени всё еще бежали, когда Алла встала и расправила ягушку. Когда
встала я, олени уже возвращались, но были еще далеко.
С того момента я ходила в тундру без провожатых. <А ну на *** быстро!!!>
- это я ведь и сама умею сказать, когда приспичит. Причем, вскоре
выяснилось, что данную фразу не обязательно кричать полностью,
достаточно и усеченного варианта. <А ну на ***!!!> - доносилось время
от времени из тундры. Это означало, что кто-то из обитателей стойбища
пошёл в туалет.
Через три дня я научилась различать их по голосам.